— Как правило, топ-менеджеры агрохолдингов принимают у себя в кабинетах. Я стараюсь назначать место сам. Правильнее будет избегать чужой территории. Ведь тогда придется говорить исключительно подготовленными заранее обтекаемыми фразами. Как правило, если эта встреча проходит на нейтральной территории, например, в ресторане, я прихожу раньше. В таких местах нужно садиться поближе к колонкам, чтобы музыка заглушала аудиозапись.

— У нас целый коллектив юристов, земельщиков, менеджеров. Это самодостаточные, обеспеченные и квалифицированные в своих направлениях люди. Мы имеем несколько юридических лиц. Оказываем услуги подбора, анализа, аренды земельных участков сельскохозяйственного назначения.

— Первый опыт получил на Западной Украине лет 7-8 назад. Тогда я работал топ-менеджером в крупной молочной компании, занимался дистрибуцией в западном регионе. Вышел на землю благодаря случаю. Однажды ко мне приехал друг и рассказал, что одной компании требуются земельные участки. Я приехал в родное село и начал расспрашивать, как это все работает. Меня сначала обматерили, потом сказали, что я неграмотный. После этого понял, что дома учиться не нужно. И уехал на два года в другую область, где мы и начали активную деятельность.

Помогало нам много людей: от бизнесменов местного уровня до высокопоставленных чиновников. Я приходил с конкретной целью в кабинеты к председателям сельсоветов, главам районных администраций, председателям райсоветов, людям, которые на тот момент решали на улице определенные вопросы. И таким образом меня вывели на губернатора. Прошел год, мы уже начали работать с руководителем департамента агропромышленного развития области. Он мне добывал информацию, где люди не могут справиться с управлением хозяйством. Мы руководителей этих хозяйств сначала как-то поддерживали. Потом это перерастало в то, что они продавали свои права аренды.

Основная часть работы заключалась в работе с селянами. Организовывали встречи с пайщиками. Таким образом, поднимали цену аренды для самого пайщика на несколько процентов. Кстати, я родом из села, имею пай, который сдаю арендатору. Но с ним взаимодействую не как грамотный юрист-земельщик, а просто как пайщик. Соответственно, понимаю проблемы и потребности селян, чем они сегодня дышат.

— Мы контролируем не землю, а своих людей, которые там работают локально. Возьмем, к примеру, один из районов Киевской области, где мы помогаем расширять земельный банк. Там надо сидеть каждый день. Быть в курсе проблем, знать, что люди хотят. Мне, чтобы проконтролировать людей, знать, правильные ли подписи они поставили, нужно иметь человека на месте. Когда возникает проблема распределения земельных участков, получается, что юристы с противоположной стороны подают в суд на моего клиента, на то, что он подделал подпись. А подписи мы организовывали. Соответственно, нужно каждый договор сверить с паспортом.

— Почти. Это бывшие спецназовцы, люди спортивного телосложения, которые умеют и знают, как себя вести в ситуациях, когда тебя провоцируют на физическую расправу. Ведь разные случаи бывают. Однажды бросили «коктейль Молотова» на наш трактор. Мы к такому готовы. У нас люди имели огнетушители. Бывало, что мы штыри забивали в пшеничном поле. На площади 100 га стальные штыри по два метра, чтобы комбайн не мог выйти в поле. Понятное дело, что в таких случаях мы предупреждаем комбайнеров.

Обычно подобные вещи происходят, если суд принимает нейтральную позицию — все это тянется, пока люди не соберут урожай. Мы так делали, пока не рассчитаются с нашим клиентом за пользование земельным участком. Был случай, что мы поверили людям, когда те на поле написали расписку и не сдержали слово.

— Председатели сельсоветов никогда не работают с нами. Они боятся всего, даже своей тени. Здесь же надо брать ответственность, сказать, что именно эти люди правильные. К тому же, главы сельсоветов, мягко говоря, имеют общие интересы с действующими арендаторами земли. Когда же кто-то появляется со стороны, они боятся, проверяют все. Могут вести диалог только в присутствии депутатов сельсовета или собрания общины. Поэтому мы стараемся говорить с простыми селянами, владельцами паев. У вас есть проблемы в селе? Вы хотите что-то изменить? Мы для этого здесь. Если я изучил ситуацию, проблемы села, болевые точки, оно на 50% уже защищает мои интересы. Даже если их земля находится у других фермеров в аренде.

— Скажем так, хуже, когда это интеллигентные люди, и в какой-то период бывают замечены в беспределе. Это неожиданно. Когда компания всегда работает так, я к этому готов. В таком случае мы на поле или на собрании села готовы обеспечить безопасность своими силами. А вот когда ты знаешь, что это люди высокого уровня, которые держат слово, и вдруг они начинают рассказывать, что «это наша корова и мы будем ее доить». Вот тогда это проблема. Проблема для них, не для нас. Мы сразу привлекаем людей, поднимаем панику. Мол, люди добрые, смотрите, что делается, кого вы защищаете, у вас землю заберут. Часто этого достаточно.

— Не секрет, что еще пару лет назад районная администрация «отжимала» землю у фермеров, выставляла нереальные условия, при которых тот может ее сберечь. Например, при стоимости права аренды земли $400/га требовали $200/га взятки. Иначе ничего не будешь иметь. Именно из-за таких людей происходил террор фермеров. Власть была другая, и методы были соответственно другие.

В тот момент администрация контролировала так называемые невостребованные паи — участки умерших владельцев, которые не были переоформлены наследниками.

Из всего объема земель в селе 30%, как правило, невостребованные паи. Часто люди либо не имели средств их переоформить, либо просто не имели на это времени. А вот, кто имел время и деньги, это сделал. В то время мы, в основном, защищали интересы фермеров от администрации.

— Сейчас реестры данных монопольно не принадлежат администрациям. Есть общедоступная кадастровая карта. На сегодня, имея, например, ЕГРПОУ, имея конкретный сельсовет, я могу извлечь всю необходимую информацию. Для людей, которые умеют пользоваться компьютером, имеют на счету определенную сумму денег, не проблема за 51 грн извлечь необходимую информацию в интернете. Хотя мы это делаем в два раза дешевле, тоже, кстати, официально. То есть, к вам обращается какая-нибудь компания, которая желает расшириться. Мы анализируем с помощью этих данных ситуацию и шансы, насколько можно потягаться за землю.

— Конечно. Условно, землю мы набрали, они засеяли и говорят, мол, мы сейчас заплатим 30%, в июне — еще 20%, и в конце уборочных работ — доплатой. Но стоимость урожая на тот момент уже будет не $350, а $600, т.е. они используют нас как финансовый ресурс. Они знают, что с землей делать: как правильно засеять и собрать хороший урожай. Соответственно, рассчитываются с нами по мере прихода прибыли, и платят больше. Мы таких клиентов ценим, они с нами уже 5 лет работают. Бывает, и зерном рассчитываются.

— Да. Сегодня в среднем рынок переуступки земли таков: супесчаные — $350/га, суглинистые — $500/га, серые, ближе к черноземам — $600-700, чернозем — $1 тыс. Это все оценивается в зависимости от права аренды и ее срока. Наши услуги стоят — $60-70 посевной год. Если договора аренды действуют в течение трех лет, получается $210. Либо они получают, либо такие, как мы. Агрохолдинги приучили, что с заходом в село, агрохолдинги платят пайщикам премию за перезаключение договоров, высокую арендную плату, социалку и т.д.

— Мы не «отжимаем» землю. Хотя я привык, что так говорят. Это почти самое безобидное. Чаще называют рейдерами. Когда мне говорят, что я рейдер, спрашиваю: «А в чем?» Есть собственник земельного участка. Он хочет более высокую арендную плату. Ты используешь этот земельный участок 7 лет, срок действия договора истек. Я пришел, обеспечил лучшие условия. Пусть люди решают, а не мы с тобой. Поэтому, где здесь рейдерство? Что такое слово «рейдер»? Это пришел, что-то забрал. Приехал на завод, поменял директора, поменял регистрацию. Мы же не меняем людей, участки остаются на месте. Мы приходим консолидированно: с флагом, с фамилией, с брендом заказчика в село.