Рассев несыпучих минеральных удобрений
Честно говоря, в училище мы получали слишком общие представления о том, что нас ждет в будущем. В отряде же с августа по январь я летал на транспорте. Не могу сказать, что мне «рейсовая жизнь» совершенно не нравилась. Но все время оставалось ощущение, что это – только подготовка к «настоящей» работе.
И когда в феврале меня перевели в «химическую» эскадрилью, радости не было предела. Первый вылет на точку запомнился помпезными проводами и встречей в колхозе. Так получилось, что в отряде мы оказались единственным «комсомольско-молодежным» экипажем, поэтому нас выставили первыми. Телевидение, представители «района» и даже «области», торжественные проводы и торжественная встреча в колхозе… Правда, когда все разъехались, экипаж во главе с командиром звена оказался наедине со всеми проблемами.
Но самым сильным шоком стал для меня первый опыт работы. Я всегда ненавидел любые бумажки. И даже представить себе не мог, сколько документов приходилось вести тогда второму пилоту на сельхозработах. Потом, на других видах работ, я понял, что на рассеве удобрений это были еще совсем цветочки. Но пока обрушившаяся на меня бумажная лавина радости не вызвала.
Самое же интересное было впереди. Пока выполняли подкормку озимых, качество селитры было вполне приемлемым. Но потом началось «внесение сыпучих минеральных удобрений». В принципе, это практически тот же вид работ, но разницу я ощутил сразу. Ее просто невозможно было не заметить. Субстанцию, которую хозяйства стали вывозить на аэродром, даже издали трудно было принять за «сыпучие минеральные удобрения».
При ее виде у меня сразу же возникли нехорошие предчувствия. И не напрасно. Над полем «удобрения» категорически отказывались покидать бак. Во время выполнения АХР членам экипажа категорически запрещается покидать свои рабочие места. Но постоянно приходилось, презрев все условности, выходить в салон и предусмотрительно подготовленной обитой резиной деревянной колотушкой лупить по баку, обеспечивая выход удобрений. Те, кто бывал внутри химического Ан-2, знают, что практически все пространство занимает бак. Вот и летали вторые пилоты на рассеве в весьма неудобной позе с широко расставленными ногами, судорожно цепляясь ботинками за пол. И при этом умудрялись не только удерживать равновесие, но и стучать по стенкам бака, выбивая из него то, что агрономы наивно называли «сыпучими удобрениями».
Если ситуация оказывалась особенно тяжелой, приходилось открывать технологический люк и пускать в ход скребок. Чаще всего его роль выполняла табличка «не курить». От запаха внутри бака мгновенно начинала кружиться голова. Так и получилось, что свои первые часов триста я налетал со склоненной над бумажками головой и в салоне с «дубиной».
Это плохо увязывалось с моими прежними представлениями о летной работе, но в марте-апреле и порой осенью такой была судьба всех вторых пилотов. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на состояние старых баков сельхозаппаратуры.